Книга пяти колец - Страница 55

Однажды Такуан посетил сёгуна в замке Эдодзё и застал его за странным занятием. Шел дождь, но сёгун находился в саду и прыгал по каменным ступеням.

– Что вы делаете, господин? – спросил Такуан.

– О, Такуан Осё! С некоторых пор я учусь выполнять движения хаявадза и уже кое-чего достиг. Посмотрите, хотя я прыгаю под дождем уже давно, мои движения такие быстрые, что я до сих пор не намок, – гордо сказал Иэмицу.

– Прекрасно! – ответил Осё.

– Для этого нужно быть очень быстрым и выносливым, верно?

Японский воин. Рисунок тушью неизвестного художника. Около 1878 г.

– Верно. Вы выполняете технику хаявадза с быстротой молнии. Но если сравнить вашу технику с моей, окажется, что она – не самая быстрая.

Услышав такое, гордый сёгун возмутился:

– Вы хотите сказать, что можете выполнить хаявадза быстрее меня?

– Да, моя хаявадза быстрее вашей.

– Правда? Тогда продемонстрируйте, пожалуйста, вашу технику.

– Хорошо, – сказал Такуан, спускаясь в сад в деревянных туфлях.

Иэмицу озадачено смотрел на Такуана и не мог понять, как тот собирается выполнять хаявадза в этой обуви. Тем временем Такуан уже успел изрядно намокнуть под дождем.

– Это и есть моя хаявадза.

Иэмицу недоумевал.

– Намокнуть под дождем – это есть ваша хаявадза? – озадаченно спросил он.

– Совершенно верно. Человек естественно намокает под дождем, если у него нет зонтика. О хаявадза нельзя сказать, что она подлинна, если тот, кто ее выполняет, не намок. Вы должны много и настойчиво тренироваться, – сказал Такуан, и в это мгновение Иэмицу достиг просветления.

Такова подлинная суть дзэн. Подвержен иллюзии тот, кто пытается двигаться так быстро, чтобы не намокнуть под дождем. Истина в том, чтобы намокнуть всякий раз, когда вы оказались под дождем без зонтика.

Необычная картина

Однажды странствующий художник постучал в дверь Такуана и самоуверенным голосом предложил ему нарисовать картину чего угодно.

– Что ты любишь рисовать больше всего?

– Я люблю рисовать пейзажи, птиц и цветы, а также портреты. Я могу нарисовать все, что вы мне скажете. Нет ничего, чего я не мог бы нарисовать, – хвастал художник.

– Ты действительно можешь нарисовать все? – переспросил Такуан.

– Да, я могу нарисовать все.

– Тогда нарисуй мне, пожалуйста, звук барабана.

– Что? Нарисовать вам барабан?

– Нет, не барабан, я хочу, чтобы ты нарисовал барабанный бой.

– Вы действительно имеете в виду картину с изображением барабанного боя? – спросил художник.

– Совершенно верно, – ответил Такуан.

– Вы, наверное, шутите. Дело в том, что мы слышим звук ушами, а видим изображения глазами. Разве я могу нарисовать звук?

– Что ж, я не художник и никогда художником не был, но я могу нарисовать барабанный бой. Это будет изображение звука.

Такуан велел монаху-ассистенту приготовить чернила, расстелил на полу лист бумаги и что-то нарисовал на нем. Это было копье, направленное острием вверх. Конец изображенного копья был средоточием духа, и казалось, он существует вне бумаги.

– Вот, получи! Это и есть барабанный бой, – сказал Такуан.

– Вы разыгрываете меня. Хотя я не получил хорошего образования, я все же вижу, что это изображение копья, – возразил художник.

– Ты не понимаешь, – ответил Такуан. – Смотри, это копье пронзает (цуку) небеса (тэн). Таким образом, это изображение тэнцуку, а тэнцуку – это не что иное, как барабанный бой.

Художник, который был поначалу столь самоуверен, удивился и ушел пристыженным.

Человек познаётся в критический момент

Это случилось тогда, когда Такуан еще не был настоятелем храма Дайтокудзи. Неподалеку жил монах секты Синсю по имени Хасимото. Он был весьма красноречив и легко побеждал в споре других монахов. Хасимото очень гордился этим и часто ходил по окрестным храмам, приглашая всех состязаться с ним в искусстве диалога. Он получил хорошее образование, что было редкостью в его время. Всякий раз, когда он приходил, монахи делали вид, что куда-то спешат, или же давали ему деньги, чтобы он оставил их в покое.

Однажды монахи, жившие в одном храме с Такуаном, собрались и принялись что-то оживленно обсуждать. Такуану это показалось странным, поэтому он подошел к ним и спросил:

– О чем вы говорите?

– Мы говорим о монахе по имени Хасимото, – ответили монахи.

– А, о Хасимото, об этом болтливом монахе! И в чем же дело с ним?

– Осё, вы уже его знаете? – удивились монахи.

– Да, я встретил его вчера в доме Дзинбэя.

– Он предлагал вам что-нибудь?

– Он спросил: «Может быть, сегодня?», но я не обратил на него внимания. На этом все и кончилось.

– Так легко от него не отделаться. Он очень настойчив, – сказали монахи.

– Что, он хочет встретиться со мной? – спросил Такуан.

– Да, так и есть. Он говорит, что желает видеть вас и состязаться с вами в искусстве диалога. Он очень красноречив. Мы боимся, что вы потерпите поражение, и поэтому ищем возможность избавиться от него.

– И это все? – спросил Такуан, смеясь. – Не стоит об этом думать. – В отличие от монахов он был вполне спокоен.

– Вы действительно не против встретиться с ним?

– Не беспокойтесь. Подождите, и вы всё увидите.

На следующий день Хасимото пришел в храм, и монахи пропустили его к Такуану. Хасимото вошел к нему исполненный гордости, с высоко поднятой головой.

– Добро пожаловать! – сказал Такуан и попросил Хасимото подойти к нему поближе.

Когда Хасимото подошел вплотную, Такуан что-то шепнул ему на ухо, и Хасимото сразу же побледнел, словно от страха. Он оглянулся по сторонам и попятился. Затем, едва поклонившись Осё, он выскочил из комнаты и быстро убежал прочь. Осё все это показалось смешным, и его бока долго сотрясались от хохота.